Вчера 1
Сегодня 16
Завтра 0
Развернуть Свернуть

Сергей Деревянченко: «Сломался ли я? Наоборот – хочу стать чемпионом. Поражения – это моя история похода за поясом»

Украинский средневес вспомнил бои с Джейкобсом, Головкиным, Чарло и много чего другого
Сергей Деревянченко: «Сломался ли я? Наоборот – хочу стать чемпионом. Поражения – это моя история похода за поясом»
Сергей Деревянченко / Фото - Boxing Scene

Три боя за пояс чемпиона мира. Три крутых поединка против действительно сильных соперников. После одного из них болельщики даже освистали легенду бокса, а украинцу – аплодировали стоя. Но пока все свои заходы на статус чемпиона мира Сергей Деревянченко (13-3, 10 КО) проиграл. Пока.

Он редко раскрывается в общении с журналистами, но XSPORT.ua рассказал о переживаниях до, во время и после боев с Джейкобсом, Головкиным и Чарло, а также о крымском детстве, переезде в Николаев в 15-летнем возрасте, поединках с Усиком в любителях, уходе из сборной Украины, победе над «Атаманами» в финале WSB, коме одного из своих первых тренеров, переломном моменте на профессиональном ринге и неожиданных боксерских кумирах сына. Рассказал обо всем. Много и интересно.

Ну и, в качестве бонуса, по ходу разговора несколько уточнений сделала его жена – Ирина Деревянченко.


У тебя сейчас нет промоутера. Каково это – быть свободным агентом?

Последний бой, когда Лу Дибелла был моим промоутером, – это Головкин. После этого контракт у нас истек.

У меня менеджеры Конноли и Хэймон – они организовывают мне бои. Я не вижу никакого ущерба от того, что не работаю ни с каким промоутером. На данный момент не вижу.

У тебя было уже три захода на пояс чемпиона мира. Все бои классные, но завоевать титул так и не удалось. У тебя после Чарло руки не опустились, ты не сломался внутри?

Наоборот – хочу стать чемпионом. Эти поражения меня мотивируют. Вроде бы вот уже был пояс, но мне маленьких звеньев не хватает для того, чтобы забрать его себе. Ты потом анализируешь и идешь дальше. Наверное, это моя история похода за поясом.

Тебя сейчас называют гейткипером. Как тебе это? Ведь это боксер, который лучше остальных, но без перспектив на чемпионский пояс?

Не знаю, для меня это не является чем-то серьезным, как меня называют. Главное то, кто я есть, как я выхожу, как я боксирую. Конечно, хотелось бы уже завоевать пояс, уйти от этого звания гейткипера, быть реальным чемпионом.

Есть какая глобальная вещь, которой тебе не хватило для того, чтобы дотянуться к поясу?

Да нет, каждый бой – это новая история, новый лагерь. Не могу сказать, что есть какая-то одна глобальная ошибка: мы исправляем одно, а в следующем лагере, в следующем поединке что-то другое выскакивает.

Не было у тебя ощущения, что Чарло как-то слишком хорош в бою? Или где-то такого уровня ты от него и ожидал?

Он просто делал очень хорошую работу, можно сказать, домашнюю заготовку. Он не делал очень много, но делал это четко, чтобы выиграть. Ну а я в том бою не смог показать себя так, чтобы победить.

Бой против Чарло проходил без зрителей, а ты уже привык боксировать в классной атмосфере. Ты получаешь подпитку от болельщиков во время поединка?

Конечно, это совсем разные вещи. Тишина, может, чуть-чуть влияла. Я к этому готовился, прорабатывал это. Знал ведь, что болельщиков не будет. Какой-то отпечаток это накладывает. Получилось так, как получилось.

С Головкиным ты считался явным аутсайдером, с Чарло букмекеры считали так же, но в Украине были твердо уверены в твоей победе. У тебя не было такого, что ты уже после той битвы с Головкиным считал себя излишне уверенным в себе?

Нет. Я Чарло всегда воспринимал как очень сильного бойца. Головкин другого стиля, другой боец. Я всегда считал Чарло топовым боксером. Я не думал, что 100% заберу легкую победу. Не было сильно самоуверенности.

Что преобладает после этих трех поражений за пояс чемпиона мира: грусть от того, что не получилось завоевать титул или наслаждение от того, что ты получил такие громкие поединки, устроил там шоу и стал намного более популярным?

Здесь можно поделить на два. Иногда, когда я разговариваю, смотрю бой, вижу, как Чарло по мне попадает, то становится неприятно: «Блин, я проиграл. Как так?» Но время лечит. Уже все переосмыслил, идем заново. Просто я знаю, что могу больше показать. С тем же там Чарло, с тем же Джейкобсом.

В тот момент он был сильнее, а я не раскрылся. Но я знаю, что могу больше. Буду идти дальше и, не знаю, может получится реванш с тем же Головкиным или с Чарло. Но мне нужно какой-то путь пройти – они сейчас на верху, а я чуть-чуть спустился. Мне нужно дойти до какой-то точки и, в дальнейшем, если у нас все получится, реваншироваться. Там уже показать на что я способен. Там я или смогу показать, или не смогу.

Но я верю в себя, знаю и чувствую, что могу. Буду идти к этому, ну а там не знаю – это ведь профессиональный бокс. Может все сойтись, а может и нет.

А ты мог с Чарло, с Головкиным просить прописать в контракте на бой пункт о реванше?

Нет. Чарло ведь чемпион. Если бы я выиграл, то у него был бы этот шанс. Такие правила, они прописанные. У нас в контракте было, что, если я выигрываю, то должен Чарло в течение какого-то срока дать реванш. Это если бы он хотел. Ну а в случае моего поражения возможности реванша не было.

Ну а с Головкиным мы боксировали за вакантный пояс и у победителя уже было обязательство провести защиту против Шереметы.

Если бы ты победил, то дал бы Головкину реванш на раздумывая или начал бы думать о финансовых историях?

Естественно, если бы мы договаривались, хотели бы организовать бой, то финансовая сторона играла бы роль. Но я не знаю, что бы я на тот момент думал, владея поясом. Там же есть стратегия команды. Или реванш – рисковать, идти на возможность лишиться пояса, или идти другой дорогой.

Ну а ты лично хотел бы устроить реванш или пойти по пути добровольных защит, чтобы наверняка остаться с поясом?

Тяжело сейчас сказать, если честно. Может, они предложили бы такие условия, от которых я не мог бы отказаться. Или же их предложение было бы таким, что я носом бы крутил и говорил: «Нет, у нас не прописано».

Ну а если ты не можешь отказаться, как, к примеру, Ковалев с Альваресом. Он все понимал, после тяжелого боя был, но получил такое предложение, что взял этот бой. Ну и случилось то, что случилось.

Здесь так же. Может их предложение сняло бы все сомнения. Наш первый бой был очень зрелищным. Все захотели бы реванш, если бы отдали мне – и телеканалы были бы заинтересованы, и публика. На этом поединке можно было бы заработать – и мне, и ему, и промоутеру, и телевидению. Все были бы в плюсе.

Сейчас, конечно, о таком рассуждать странно, но, наверное, в душе у меня была бы необходимость дать реванш. Потому что говорили бы, что случайно победил, что Головкин болел. Чтобы доказать себе и всем, еще и денег заработать, то, наверное, да, согласился бы на второй бой.

Сейчас, объективно оценивая, в сложившейся в реальности ситуации, ты можешь получить реванши с Головкиным и Чарло?

На данный момент – нет. Они идут вверх. Когда ты побеждаешь кого-то, то идешь вперед, а соперник твой остается сзади. Зачем драться с тем, кого уже победил? Они уже думают о других именах.

А мне нужно отсюда подняться, выстроить стратегию, пояс, может, заработать какой-то. Тогда можно будет сказать, что вот – есть пояс, можно было бы устроить реванш.

Твой первый бой за чемпионский пояс. И на бой с Джейкобсом ты вышел в хоккейке «Рейнджерс». Выглядело круто. Чья это была идея?

Когда мы приехали на арену, то она у нас уже лежала в раздевалке. Лу Дибелла имеет отношение к хоккею, и он говорит: «Рейнджерс» тебе подарили свитер именной. Если хочешь, то можешь выйти в нем в ринг».

Бой с Головкиным – уже главная арена Madison Square Garden. Это ведь лучшее место для бокса. Как это, выходить на эту историческую арену, еще и полностью забитую болельщиками?

Ты к этому идешь. Да, сейчас сидишь и вспоминаешь: «Это ведь был Madison Square Garden!» Но, когда ты уже в этом движе, когда ты там крутишься, то не думаешь об этом – ты готовишься к бою.

Да, Madison Square Garden – классно. Я жил в гостинице как раз напротив арены. Я постоянно, когда стоял на балконе, то смотрел: стенд, а на нем реклама нашего боя – я лицом к лицу с Головкиным. Естественно, это прикольно.

Но ты больше настраиваешься не на Madison Square Garden, а на бой, чтобы выйти и того же Головкина выиграть, чтобы запомниться на этой арене.

Там ведь многие боксировали. Андеркард ведь тоже весь там проходил. У кого-то там, условно, 13 боев и 13 проигрышей – он тоже боксирует на Madison Square Garden, но никто его не вспоминает. Главное не просто побоксировать там. Главное то, как ты себя там покажешь, чтобы люди тебя запомнили. Как и получилось.

Большой разницы нет где боксировать, важнее проявить себя так, чтобы на тебе посмотрели и хотели еще глянуть в повторе, прийти на следующий бой. Это главное.

Ну а Madison Square Garden, естественно, легендарное место.

Каково это, когда эта легендарная арена освистывает твоего соперника, когда ему поднимают руку? Когда ты, вроде, и проиграл, но все всё видели и понимают?

Это приятно, что ты показал и уходишь с ринга с поднятой головой. Думаю, Головкин, может, даже хуже чувствовал себя в душе. Он легенда, ему поднимают руку, а его освистывает зал. А мне хлопают, аплодируют. Мне не хотелось бы оказаться на его месте.

Но, глобально, он же в этом не виноват. Он делал то же, что и ты – пытался выиграть бой. Это не он считал очки.

Да, к боксерам нет никаких претензий. Мы, как гладиаторы, выходим в ринг и боксируем, хотим выиграть. Ну а закулисье – это уже другие силы.

Но каково это, когда ты стоишь на середине ринга, думаешь, что должны поднять твою руку, но победу отдают сопернику?

Ну, я даже не знаю, как это описать.

Это больше злость или разочарование?

Нет, это больше апатия, пустота. Все – тебе не подняли руку. Как говорит мой тренер, по запискам – это всегда лотерея. Равный бой можно либо в одну, либо в другую сторону. С Джейкосом тоже было рубилово – отдали ему. Отдали бы мне – тоже не было бы вопросов. С Головкиным тоже было рубилово. Да, ему отдали, да, его освистали… но бой ведь отдали ему. Внутри такая пустота была. Все ушло, момент ушел.

Ему принесли пояс – там праздник. А ты и твоя команда просто уходите. Да, вас поздравляют, говорят, что классный бой, что я молодец. Да – молодец, но я без пояса. И все, момент уже ушел, его не исправить.

Как ты переживаешь поражения?

Я много не разговариваю. С Джейкобсом мы пришли в раздевалку – все молчали. Тишина. Собрали сумки – тренер ушел, а потом и мы с женой ушли. В молчании.

А какие первые дни после проигрыша?

С Джейкобсом было так, что ты ходишь куда-то, но в душе осадок. Вроде и стараешься как-то разговаривать, делать вид, что все нормально, но, в глубине души, есть оно.

Нужно время прожить. Оно проходит и все нормализируется. Ты снова приводишь себя в нормальное состояние: начинаешь тренироваться, с семьей время проводите – поражение уходит уже на задний план. Но по началу такое… живой труп. Ходишь без эмоций, без ничего. Полежал, поспал. Жена, правда, всегда разбавляет, ведь жизнь состоит не только из бокса.

Ну а с Головкиным была другая ситуация. Мы ходили, гуляли после боя по Манхэттену. Там людей очень много – многие узнавали. Говорили: «Ты же там боксировал! Мы ходили. Классный бой. Давай пофоткаемся». Это чуть по-другому. Легче было отойти.

Только на лице чуть потяжелее. Я в очках ходил, потому что там гематомы. По здоровью тяжелее было отойти, но на душе было нормально. Не было такой тяжести, душевной пустоты.

Вы с Головкиным говорили вообще после боя?

Да, но так, ничего особенного. Мы вместе приехали в больницу на обследование.

Ты тренируешься с Эндрю Розье, Гари Старком, Сергеем Корчинским-младшим. В Киеве ты сам по себе?

Нет, Корчинский-младший здесь. Мы три или четыре недели здесь постоянно тренировались.

Розье и Старк только там, в Нью-Йорке?

Да. Не только на кэмпах. Я приезжаю в Нью-Йорк, и мы там тренируемся с ними. А там уже, если это какой-то серьезный бой, то едем куда-то в лагерь. Если менее серьезный, то тренируемся в Нью-Йорке. Обычно именно так подготовка проходит. У них там свой зал. На спарринги мы или к кому-то в зал ездим, или к нам кто-то приезжает.

Эта история с Джейкобсом, что вы не поделили одного тренера. Ты говоришь, что понял его выбор, но это ведь жестко, что твой тренер готовит к бою твоего соперника.

Розье дает мне свое направление, на лапах мы с ним работаем. Старк дает мне совсем другое – другая работа. И Корчинский тоже. Я никогда их не разделял, они все играют свою роль. Если бы Гари не было или Розье, то я тоже чувствовал бы, что кого-то не хватает. Как и если бы Корчинского не было.

Я и с Эндрю, и с Гари работал постоянно – они могли попеременно лапы держать. У них тандем очень сильный. Не было такого, что Эндрю нет и на этом все.

Это технические моменты, а эмоционально как? Ничего после этого ухода не поменялось?

Нет. Я понял его. Он изначально говорил, что не хочет этого боя. И мне, и Джейкобсу. Он говорил, что не хочет, что не нужно его организовывать. Но так сложилось, что и я этот бой принял, и он.

Как вы пришли к тому, что он будет тренировать Джейкобса, а не тебя? Как он тебе это сказал?

Изначально, когда только начали разговаривать об этом, мы ведь не сразу уже подписали контракты. Переговоры пошли, Эндрю говорит, что не нужно, но…

Мы уже готовились к подписанию контракта, он приезжал, что-то подсказывал. А я был этому уже не то, чтобы не рад, но... Еще никто ничего не подписал, но мы понимали, что бой будет.

Ему это все не нравилось изначально, он был против, но, так как Дэни был его воспитанником с детства, я понимал, что он возьмет его сторону. Он не говорил мне, что вот: «Не приходи ко мне». И я ему не говорил. Но мы понимали друг друга.

В итоге, они поехали на лагерь в Калифорнию, а мы – в Колорадо.

То, что он сейчас, после вашего воссоединения, хвалит тебя, сравнивает с Джейкобсом и говорит, что ты не тот парень, которого деньги поменяют, как ты это воспринимаешь?

Честно, даже не знаю. Меня это никак не трогает. Мне это и не лестно, и не злит. Он так говорит, он так думает. У нас хорошие отношения, так было всегда. Да, такая ситуация произошла и нам нужно было выбирать. Он ушел туда – я его понял. Сейчас работает вместе. Как говорят, ничего кроме бизнеса. Но у нас есть отношения нормальные тренерские и человеческие с ним и с Гэри.

Как ты с ними начал работать?

Я, когда приехал в США, когда подписал контракт с промоутером, то Женя Хитров уже работал с Розье и Старком. Тогда промоутеры меня привезли в зал, познакомили и говорят: «Ты можешь потренироваться с ними. Это профессиональный бокс, можешь потом выбирать другого тренера». Но изначально все пошло.

Как себя чувствует один из главных тренеров в твоей карьере Корчинский-старший, какое его состояние?

Он сейчас в Броварах. Восстанавливается. Я у него был где-то полмесяца назад. Если сравнивать с прошлым годом, то результат есть. Конечно, хочется большего результата. Хочется видеть прежнего Сергея Анатольевича. Но не так быстро, как хотелось бы, происходит восстановление и лечение. Но результат есть.

Где тебя застала новость о том, что с ним произошло?

Мы были в Штатах с Корчинским-младшим. Нам тогда позвонили, сказали, что такое вот произошло. Ему первому позвонили. Мы купили билеты, вроде, даже в этот же день он вылетел домой. Мы еще не понимали, что там, не понимали всей ситуации. Он улетал с мыслями, что там просто подрались, он в больнице лежит.

Писали о драке. Понятно, что именно там произошло?

Говорят, они поссорились, словесная перепалка и случилось то, что случилось. Его не хватает в зале. Надеюсь, он восстановится. Но пока состояние достаточно сложное.

Не было ли желания за счет своих знакомств вернуть напавшего в Украину, ведь говорили, что он скрывается в Крыму?

Он сейчас в Николаеве – вернулся. Суды уже идут. Но вот недавно писали, что суды постоянно переносят, а он на домашнем аресте.

А потом информация всплыла, что арестовали каких-то вымогателей, которые вымогали деньги у бизнесмена. Оказалось, этот человек был в той машине.

На домашнем аресте. Потом писали, что его опять отпустили, он опять на домашнем аресте, суды опять переносят. Ну а о вымогательстве говорит, что его просто попросили подвезти, что он как шофер был, что он ни при чем.

Это вопросы к нашей судебной системе.

Вы с Корчинским-младшем ведь не просто боксер с тренером, а друзья?

Наверное да, но, думаю, даже больше, чем друзья. Я приехал в Николаев к Сергею Анатольевичу в 15 лет. С того момента я Серого Корчинского знаю. Он маленьким был. Так мы потом постоянно на сборы ездили – и он с нами.

Он же тоже растет, как тренер, работая в твоем лагере?

Наверное. Но лучше спросить у него лично или у тех, с кем он работает. Но результат работы виден.

Он работает с кем-то еще, кроме тебя?

Он помогает Ване Голубу. Он с ним работал, помогал ему. Какое-то время он и Жене Хитрову помогал, но дальнейшего большого сотрудничества не получилось.

Еще, когда Джейкобс готовился к Головкину, то мы с Хурцидзе ездили к нему на кэмп. Серый с нами был, отвечал за нас. Тогда он Джейкобсу помогал тоже по физике. Они попросили. Просто, с кем Джейкобс всегда работал – он в Нью-Йорке жил и на кэмпы не ездил. Получается, он был без тренера по физической подготовке. Так что Корчинский-младший помогал ему к этому бою.

Как это – детство в Крыму, возле моря?

Наверное, там все заложилось. Где-то только в мои 14 лет мы переехали в квартиру, а до этого жили в районе Камыши в Феодосии. Сейчас он не такой уж благополучный. Там много наркоманов, алкоголиков. Раньше он тоже не был элитным.

Почему Камыши? Они там росли, там было болото. И возле этих камышей был район. Называется район Ближние Камыши.

Ирина Деревянченко, жена: Это настоящее гетто. Это не шутка. Я когда впервые туда приехала, мы едем в машине, а на улице люди идут и вообще непонятно, какого они пола, сколько им лет. Там не было ни одного фонаря ночью.

Ты можешь из своего детства вспомнить какой-то момент?

Мы на днях ездили в ресторан. Я там заказал себе рапаны. Кушаю их и после первого укуса понимаю, что я постоянно ел их в детстве.

Я в детстве где-то в 10 часов утра уходил на море. У нас с района где-то 15 минут идти к пляжу. Домой приходил я только часов в 6-7. Мы там плавали, купались, мидии собирали, рапанов.

У нас там была жестяная миска – собирали их туда, разжигали костер – туда мидии, они открывались, и мы их кушали. Потом с масками, ластами ловили рапанов – шли домой к кому-то готовили их и кушали.

Вот я ел и говорю жене: «Вспоминаю Феодосию».

Твое детство – счастливое?

Веселое. Постоянно было море. Летом отдыхали, плавали. Я постоянно на тренировки ездил. Для меня это были какие-то новые эмоции, новые друзья. В школе были одни, а там – другие. Там были и старшие боксеры, я на них смотрел, на них равнялся. Это было прикольно.

Твой отец занимался боксом. Ты из-за него пошел на бокс?

Это было больше лично мое желания. Я не видел как папа ходил в зал, я с ним туда не ходил. Он уже был на другой работе – я не видел этого примера, как Матвей со мной, который и на кэмпы ездит.

Папа меня привел к своему тренеру, в тот зал, где занимался. Но я никогда не видел папу в деле. Никогда не видел его в перчатках, как он боксирует. Не было такого: «Я хочу, как папа». Да, он много знал, был очень хорошим боксером, но я этого не видел, у меня не было картинки.

А как ты пошел на бокс?

Сначала я сам хотел ходить на какие-то контактные виды спорта. Первый тренер Ефимов Владимир Федорович, я у него прозанимался где-то год-полтора. Он был еще той закалки. Ему исполнилось 60 и после 60-ти он умер.

После этого меня начал тренировать его сын, Александр Владимирович. С ним я стал чемпионом Европы по кадетам. Главным тренером в сборной был Корчинский-старший. Мы тогда под его руководством поехали и пять золотых медалей завоевали и одно серебро или бронзу. После этого они поговорили с родителями, с тренером, предложили переехать в Николаев, пойти дальше.

Ефимов был достаточно близким к семье. Он приходил домой и, как бы, уговаривал меня, чтобы я согласился.

Ты в 15 лет переехал в Николаев. Не страшно было?

Не знаю, я, наверное, даже не думал об этом. Наоборот: «Эге-гей».

Говорят, ты боксировал по любителях с Усиком. Правда?

Да. В 2006 году мы боксировали на чемпионате Украины. Я тогда ему проиграл. А в 2007 году я в Харькове у него выиграл. Получается, счет 1:1.

Это был вес до 75 кг. Он тогда много гонял вес. Получается, он проиграл, я поехал на чемпионат мира в Чикаго, завоевал там лицензию. А Усик в то время поднялся в весе. Он резко набрал, потому что был высоким и много гонял.

У тебя рекорд в любителях 390-20. Но взрослых медалей почти нет. Как так?

Честно говоря, я даже не знаю свой рекорд точно. Ко мне подходят и спрашивают: «Ого, 390-20?» Я не считал, если честно. Но их где-то так. А может и больше. Но когда люди слышат 390, то удивляются.

Я много раз был близок к медалям. В 2009 году на чемпионате мира в Милане я три боя выиграл – за медаль, за третье место проиграл. В 2010 году я тоже проиграл за медаль на чемпионате Европы.

Есть какая-та награда, которая тебе действительно дорога, определяющая победа?

В профессионалах переломный момент, после которого пошла и популярность, и более значимые бои, это поединок с Ториано Джонсоном.

Мы боксировали за претендента по IBF. У него на тот момент было одно поражение. У нас был такой бой, рубилово. После этого и пошло.

Можешь рассказать свою историю со сборной? Когда тебя отцепили от чемпионата Европы. Или ты не можешь о ней говорить?

Да нет, могу. Но не хочу вспоминать это. Это уже было, не хочется ворошить это. Я могу все это рассказать, но не вижу смысла. Тогда мы говорили, в новостях было разбирательство, но ничего не вышло.

Тебе отцепили от чемпионата Европы и со сборной ты больше не был связан?

Тогда как раз перед чемпионатом Европы был чемпионат Украины в Сумах. Я тогда стал чемпионом Украины. Туда приехали представители AIBA, рассказывали о WSB. Я, Волков и Сергей Анатольевич первыми заинтересовались, посмотрели, что есть перспективы. Не то, чтобы другого выхода не было, просто увидели хорошие перспективы. Ну и мы подписали соглашение, что будем на драфте. Нас там 12 команд выбирали, по типу НБА.

Ты вообще жил в Италии, когда выступал за их команду?

Да, два года жил там. Там был спонсор – Dolce & Gabbana. У меня два пояса есть из WSB. Есть командное первенство и личное. Я два раза боксировал в индивидуальном зачете за чемпионство. И два раза выиграл. Дольче мне прислал письмо с благодарностью. Он постоянно приходил на бои. Любил, когда в Милане бои организовывали. Всю команду одевали в Dolce & Gabbana.

Там как, вы на зарплате были?

Изначально я подписывал контракт, там была определенная сумма. Я получал зарплату и еще за каждый бой гонорары.

И когда я переехал в Италию боксировать, то там олимпийские лицензии разыгрывались. Я ее выиграл. Но знаем, что не поехал. Было разбирательство. Помню, мне позвонили и сказали, что меня не было на сборах какое-то время и меня дисквалифицировали из сборной.

Нашли обходной путь?

Я на двух сборах не был, и меня дисквалифицировали. Но изначально, когда мы шли в WSB, говорилось что никаких проблем не будет, что можно там тренироваться. Но в итоге было вот так. Хотя, когда я уже был в Италии, то понимал, что мне нужно идти дальше.

У меня после дисквалификации не было никакого расстройства. Дисквалифицировали – ладно, у меня есть WSB. Я сконцентрировался на этой серии. Там на то время и деньги неплохие были. И отношение хорошее.

Тебе не предлагали за «Атаманов» боксировать?

Нет.

Каково это, боксировать против своих?

Я к этому относился нормально. Я это воспринимал так, что это клубы. Есть сборная, а есть клубы. К примеру, есть сборная Украины, но Шевченко играл за «Милан». Вообще, идея была WSB такой.

У меня в клубе все было хорошо: комфортные условия, хорошо ко мне относились, платили. Почему мне было не боксировать за этот клуб? Это клубный чемпионат, я боксировал за свой клуб, а не против своих.

Что ты скажешь по финалу в Астане? Честный результат? Определяющий бой в супертяжах.

В том поединке было рубилово. Ты смотришь и не знаешь, кому отдать. Равный бой. В принципе, очки – это лотерея. Нужно нокаутировать – тогда никаких претензии не будет. А когда заруба такая, то тяжело дать оценку. Отдали одному – окей. Отдали бы другому – хорошо. В этом бою такой накал был, месиво было. Все понимали, что это финал.

И все же, как ты думаешь – вам дома помогли?

Нет.

Кто сейчас кумир, образец бокса для вашего сына?

Ирина Деревянченко, жена: Дэвис ему нравится и Райан Гарсия. Даже последний бой Матвей смотрел, как Кэмпбелл отправил Гарсию в нокдаун, и на Германе (манекене) отрабатывал. Говорит: «Нокаут – там все понятно. Ну а нокдаун – это интересно». Да, он знает, кто такой Майк Тайсон, но он не очень следит за ним.

Ну да, Тайсон – это уже мое поколение. А ему больше нравится его поколение. Джервонта, Райан. Он за Гарсией следит, говорит: «Вот, ему говорили, что он ютубер, а он вышел и нокаутировал Кэмпбелла». Ему такое нравится. Хотя он и Ломаченко знает, и Усика, Гвоздика.

Ты нормально относишься к тому, что твой сын хочет заниматься боксом?

Нормально, но, не знаю. Я больше говорю, что нужно учиться, образование получать. Но, все равно, я все это говорю, все это понимаю, но где-то в глубине души, наверное, мне бы хотелось что он боксировал. В душе где-то желание видеть его со всеми поясами, суперзвездой. Наверное, этого хочется.

Но не каждый к этому доходит. Многие талантливые пацаны не вырастают. У нас очень много талантливых боксеров, но в какое-то время какие-то течения идут не в том направлении. Один раз тебя засудили, второй раз придержали – и ты думаешь уже зачем тебе этот бокс, идешь зарабатывать деньги. Много моих друзей, парней из сборной уходили так.

Беседовал Сергей ЛУКЬЯНЕНКО, XSPORT.ua

Рейтинг:
(Голосов: 2)

Комментарии 0

Войти
Оставлять комментарии на сайте разрешается только при соблюдении правил.

Букмекер месяца