Сергей Стаховский: «Нет в россии адекватных людей, которые готовы за свою позицию что-нибудь сделать. Они или убиты, или сидят»
*оригінал інтерв'ю читайте в україномовній версії
Бывшая первая ракетка Украины Сергей Стаховский стал одним из гостей эфира проекта XSPORT «Разом до перемоги!».
С 2014 года для него не было вопроса кем является россия, кто аннексировал Крым и развязал войну на Донбассе. После начала полномасштабного вторжения Мордора на территорию Украины теннисист служил территориальной обороне Киева.
Стаховский рассказал о том, с чем ему пришлось столкнуться в ТРО, как успокаивал жену, оставшуюся с тремя детьми и о многом другом.
Как вам проходили первые дни после начала войны?
– Первые дни проходили тяжело и сложно. Думаю, базово, кроме профессиональных военных это для всех было одинаково. Просто было страшно.
Адреналин, который постоянно тебя фигарил в какой-то момент заканчивается. И наступает осознанное понимание. Ты понимаешь сценарий, ты понимаешь, что будет дальше и, в принципе, очень страшно иногда бывает.
Но все же человек привыкает ко всему, и этот стресс чуть-чуть прибивается. Сначала во время воздушной тревоги мы спускались вниз, через неделю уже меньше, а потом и вовсе перестали. Да, это не правильно, но так оно есть.
Киеву, действительно, очень сильно повезло. Очень повезло, что у нас есть Сумы. Под Киевом были бои. Там были все в том направлении: и терроборона, и Нацгвардия, и ВСУ. И действительно, если посмотреть на Харьков, где я был, то Киеву очень сильно повезло. Не было тех прилетов, огромных разрушений.
Сейчас об этом рассказывается гораздо легче. Киев вернулся в нормальную жизнь. Хотя 600-700 километров от него идут постоянные бои, бомбардировки, постоянно прилетает что-нибудь. Сложно представить это. Но наверняка стране просто сложно постоянно находиться в состоянии войны, в каком-то страхе. Поэтому все возвращаются, пытаются вернуться к нормальной жизни. Поскольку нужно работать, нужно зарабатывать деньги, у каждого есть своя семья.
Как вы решили пойти в территориальную оборону?
– Я для себя понимал это сразу. На самом деле заявление о вступлении в терроборону написал еще 12 февраля. Не то чтобы я что-то знал – я ничего не знал. Просто полагал, что это нормально. Я надеялся, что в россии есть какие-то агенты разведки, которые это все отслеживают, и чем больше украинцев запишется в терроборону, тем меньше будет риск нападения, поскольку они понимали бы, что многие готовы.
Где-то я просчитался в системе координат россии. Поскольку у них, по-видимому, ничего нормально не работает. И система разведки тоже.
Поэтому для меня не было вопроса пойду я или нет. Вопрос заключался только в том, чтобы обеспечить семью безопасностью.
В первые дни мы были в Дубае. И я не понимал, насколько далеко это все пойдет, насколько быстро или небыстро, смогут ли наши ВСУ выдержать давление или нет… Я не знал всю эту стратегию, которую россияне выстроили. Думаю, никто не знает.
Хотели они взять Украину или собирались идти и на Европу? Здесь же много составляющих. Мы живем в Будапеште и, на самом деле, это 300 километров от границы с Украиной – не так уж и далеко. Если бы они условно прошли Украину и начали заходить в Европу, то там тоже было бы не очень безопасно.
Для меня так точно. Поскольку с моими всеми заявлениями за последние 8 лет войны с россией я был бы первым…
Это были вопросы, которые я пытался решить для себя в первые 24 часа. Я действительно думал оставить жену и детей в Дубае. Но потом увидел, что ВСУ, Нацгвардия, пограничники дают отпор, к тому же хороший отпор, что те не идут так быстро, как они планировали.
Да, большое количество захваченных территорий, но они не прошли за Киев, они не прошли за Харьков. Самая большая проблема была, что они поднялись из Крыма. Но я был записан в Терробороне Киева.
Поэтому для меня не было вопросом пойду ли я. Просто нужно было, чтобы семья находилась в безопасности.
С чем в терробороне вам пришлось столкнуться? И по поводу организационных процессов и событий.
– На самом деле, я скажу так, что в первые дни там организации как таковой не было. Только на день четвертый-пятый уже начали что-то записывать. А так просто выдавали оружие, чтобы кто-то оборонялся.
Мне повезло, что нас присоединили к части, где были бывшие и нынешние профессиональные военные. Они знают, что делать с оружием. То есть, я мог учиться у них.
И, главное, мне не было страшно, что кто-то не умеет обращаться с оружием и со мной может что-нибудь случиться. Скорее, наоборот, они немного нервничали из-за меня.
Не могу сказать, что я оказывался в каких-нибудь критических ситуациях. Кроме прилетов, когда мы были под Харьковом и под Изюмом.
Наводил ли я оружие на человека? Да. И много раз. Эти ситуации были. В первые две недели они были постоянно. На блок-постах нужно постоянно проверять документы, машины. То есть, тогда это было нормально. Сейчас мы понимаем, что это было не очень нормально, но в то время это был минимум. Мы ни в кого не стреляли – это уже хорошо.
Так что функции были достаточно простые – патрулирование и дежурство на блок-постах. Организация в нашей части была реально классной. Мне действительно повезло. С питанием, со всеми составляющими было хорошо.
Вы побывали уже и в Буче, и в Ирпине, под Харьковом. Какие последствия деятельности орков вы видели, что произвело самое ужасное впечатление?
– Все, если честно. Больше, наверное, Ирпень и Буча. Потому что это города, где я был очень часто.
Разрушение, убийства, тела – это не сотрется с моей памяти, думаю, никогда. Но также то, когда ты приезжаешь в Харьков и видишь эти разрушения. На самом деле, далеко не нужно ездить. Если по житомирской трассе выезжать из Киева, то все еще очень хорошо видно.
Это выглядит как апокалипсис. Поэтому у меня нет никаких колебаний по поводу того, что собой представляет россия, что собой, к сожалению, представляют россияне, по большей части. Здесь не может быть ни у кого иллюзий.
Если мы 8 лет пытались поверить, что в россии очень много адекватных людей, которые не позволят никакой войны, будут пытаться наоборот все это остановить, то об этом нужно забыть. Нет в россии адекватных людей, которые готовы за свою позицию что-нибудь сделать. Они либо убиты, либо сидят. А остальные не готовы ни на какие шаги. Поэтому, на самом деле, мы один на один с россиянами.
Это может звучать грубо, но я осуждаю каждого из них. Это будет коллективная ответственность. И все равно где они живут. Если они живут в другой стране и у них другой паспорт – хорошо. Только не нужно вписываться за россию и жаловаться на то, что россиян сейчас плохо воспринимают. Русских иначе воспринимать и не могут потому, что они делают.
Думаю, достаточно информации в интернете, СБУ много записей перехватов преподавало, где россияне говорят, что все правильно, что надо украинцев убивать. Это, к сожалению, и есть сущность россии. Нам нужно понимать, что следующие 40 лет, пока там это поколение не погибнет, пока не родится новое, которое, возможно, будет хотеть примирения и нормальной жизни, а мы не знаем, будет ли оно этого хотеть, то у нас не будет покоя на границе.
Как ваша жена реагировала на все это, как она воспринимала то, что вы там?
– Нелегко, на самом деле. Нет таких слов, которые могут успокоить. Да, ты можешь сказать, что все нормально, что в Киеве безопасно, что это очень далеко. Но она смотрит, она же включает телевидение.
Стараешься использовать все, что есть, чтобы его успокоить. Иногда это удается, но в большинстве своем – не очень. Принятие ситуации тоже длится некоторое время. Через три недели она успокоилась, но все равно было сложно. Потому что трое детей спрашивают где папа, а ответить им нечего, если честно.
Где вы сейчас находитесь и в каком статусе?
– Я в статусе отца сейчас нахожусь в Будапеште. Собираюсь возвращаться. Жена в первые недели пыталась отправить скорую из Будапешта, чтобы та меня забрала. Но к концу второй недели стало известно, что родители троих несовершеннолетних детей имеют право выезжать с территории Украины.
Первый выезд был на 72 часа в начале апреля. Я получил отпуск. И две недели назад я, как говорят у военных, пошел сдаваться: сдал оружие и вышел в резерв.
Сейчас стараюсь помогать всем, чем есть только возможность. Это и военная гуманитарка непосредственно для некоторых подразделений. В частности, благодаря нашим футболистам, которые тоже оказывают финансовую помощь. Мы завозим приборы ничего видения, шлемы, бронежелеты, разгрузки – много специализированного направления вещей, которые не так легко найти в Украине. Да и в целом не так-то легко найти.
Но я этим еще с 2014 года занимался, поэтому остались контакты, которые позволяют и хотят помочь.
Если о конкретной персоналии говорить, то Анатолий Тимощук может заслужить прощение у украинцев или все, это человека для нас уже не существует?
– Думаю, что, к сожалению, эта точка невозврата уже была пройдена. Она была пройдена, на самом деле, уже спустя первую неделю. Дальше все только ухудшалось. А потом это празднование чемпионства «зенита». Для меня оно крайне неуместно.
Вы уже давно проживаете в Венгрии. И у нас очень много вопросов к венгерским властям. Можете рассказать, почему она себя так ведет?
– Замечания не только у вас, но и у меня тоже. Ко мне приезжало их телевидение, я спрашивал у них каким образом жизнь человека может быть дешевле цены на нефть.
Этот вопрос скорее не к людям. Поскольку поддержка людей здесь велика, и к нашим беженцам здесь хорошее отношение. Все люди, которые эрудированы и образованы, у них плохое отношение к Орбану и к той системе, которую он строит.
На самом деле, Орбан пришел к власти на антироссийском движении, на том, что советская эра закончилась, что россия не имеет права оккупировать. Но где-то по дороге он увидел, что система управления путина с неограниченными властями, с неограниченными финансами ему очень импонирует.
Он, в принципе, в Венгрии моделирует небольшую россию. То есть он делает такое же централизованное медиа, которое показывает только то, что говорит власть. Так что здесь нечему удивляться. Единственное, есть сильный рычаг Европейского союза. Он настаивает на том, что есть демократия, и они себе здесь не могут делать, что им захочется. Напоминают, что Венгрия является частью Европы, Шенгенской зоны и для этого нужно выполнять определенные вещи.
То есть в Венгрии они все равно не могут выстроить такую вертикаль власти, как в России, но к этому стремятся.
Поэтому, конечно, вся эта поддержка российского направления... Да, они являются сателлитом россии. Я уверен, что они знали, что будет вторжение в Украину с российской стороны. Я уверен, что у них был план по аннексии части Закарпатья. Я в этом уверен. Но это у них не прошло. Очень надеюсь, что наша власть сделает определенные заметки и изменит отношение к закарпатскому региону.
Он для меня очень близок, у меня там винодельня, я там много времени провожу. И я вижу, чем именно венгры покупают украинцев. Здесь нет ничего общего с националистическим мнением или патриотизмом – это просто финансирование. Чистая покупка людей и голосов.
Так что я бы очень хотел, чтобы наша власть изменила отношение к Закарпатью, а также к «венгру – наши друзья». Потому что именно таковым было отношение за месяц до войны. Приезжали государственные деятели и рассказывали полицейским, таможенникам, что венгры – это друзья. Вот мы и увидели, какие венгры наши друзья на политическом уровне. Не на человеческом, а на политическом. Политический уровень, к сожалению, он завертывает в себя и полицию, и армию. Здесь нужно будет очень внимательными.
У вас в соцсетях было фото со встречи с президентом Эстонии. В этом контексте хотелось бы спросить и о предмете и итогах встречи, а также о том нет ли у вас желания начать политическую карьеру?
– Политическая деятельность для меня табу. Я прошел это в АТР и понимаю, что если ты хочешь быть политиком, то должен идти на компромиссы. А я не очень люблю компромиссы. Это должно быть сделано так, как должно быть сделано, или лучше не делать.
Поэтому для меня политическая деятельность не слишком привлекательна. У нас есть несколько проектов. Тешим себя надеждам на то, что этот спортивный проект по поводу Олимпиады он еще запустится и будет существовать. Хотя бы в условиях войны его начать и оказать нашим олимпийцам поддержку, которую они заслуживают. Но это скорее спортивный, а не политический проект.
С президентом Эстонии была очень короткая встреча, но она была очень теплой. Со своей стороны я поблагодарил и президента, и эстонцев за их невероятную поддержку.
Хоть они отмечают, что они маленькая страна и сделали не так уж много, однако если посмотреть на то, когда они это сделали – непосредственно в первые дни войны эстонцы отдали Украине все, что у них было в плане оружия.
Я сказал, что, может быть, они и маленькая страна, но с очень большим сердцем. Будет приятно услышать положительный отклик на то, что украинцы стоят, выстоят и победят. Это было приятно. Слышать такие слова уважения нашим военным и нашим людям. Не сбежавшим, а взявшим оружие и продолжающим защищать страну.
Вы с другими нашими теннисистами выступали с заявлением в ATP и WTA. Какая работа сейчас ведется для того, чтобы добиться отстранения россиян и есть ли у нас конкретные аргументы для этого?
– Аргументов у нас действительно очень много. Здесь вопрос политический. К сожалению, ATP и WTA – это независимые структуры. Они автономны и не очень хотят влезать в политический срез. Но стараются как можно сильнее отстаивать.
Мы разговаривали со всеми руководящими организациями в теннисе. Это были четыре турнира Grand Slam, президенты ITF, ATP и WTA. Мы им объяснили свою позицию по поводу того, что недопустимо, чтобы россияне выступали, недопустимо, что они не имеют четкой позиции по поводу того, что происходит в Украине, как это произошло и кто виноват.
Недавно я читал интервью Медведева, где он рассказывал, что если 100 людям показать теннисные мячи, то некоторые из них скажут, что они зеленые, а не желтые. То есть, он хочет сказать, что никто на самом деле не знает, какая правда о войне в Украине. Такое впечатление. Удивительно это звучит. Мне не очень хочеться верить, что он действительно так думает.
Мы пытались показать им, что украинские теннисисты не могут вернуться домой, что украинский теннис получил разрушительный удар, дети не могут заниматься, мы теряем поколение спортсменов, не только в теннисе. То есть все условия fair play нарушены, это нечестно. Эмоциональное состояние украинских игроков очень тяжелое, у многих из них остались родители, родственники в Украине, некоторые были под бомбежками, некоторые уехали и живут непонятно где, непонятно в каких условиях. Это все очень сложно. В то время как у россиян все классно, у них нет никаких проблем.
И, с нашей точки зрения, если теннисисты и теннисистки не выражают своей позиции, своего отношения к вторжению, к убийствам, пыткам, то они являются безнравственными людьми и не имеют права играть в теннис и нести собой что угодно, что является положительным имиджем для россии. Это была наша позиция.
Мы поддержали решение Wimbledon по отстранению россиян. Мы настаиваем, чтобы их отстранили и от US Open. Мы на это очень сильно надеемся. Работа идет. Какими будут ее итоги мы, к сожалению, не знаем. Потому что рычагов политических у нас недостаточно. Классно у нас играют только девушки, мужчины очень слабо.
Все нас понимают, президент АТР долго со мной переписывался, рассказывал, что он все понимает, что ему невероятно сложно, что то, что происходит в Украине, это ужас. Но при этом они пытаются удержать россиян, говорят, что они не ответственны, что они боятся, что с их близкими что-нибудь сделают в россии, что будут какие-то репрессии.
Честно, в это очень сложно поверить. Прошло уже больше 80 дней, почти три месяца. За это время можно было увезти целые города своих близких за границу. Финансовая способность у них есть.
Самый позорный факт был в том, что один из игроков, играющий на уровне ITF, на фьючерсах, он непосредственно военный, он представляет ЦСКА, клуб армии. У него есть фото в военной форме. Трудно поверить, что такие вещи проходят мимо руководящих органов и они этого не видят.
Влияют ли на эту борьбу за отстранение своими заявлениями известные теннисисты, как Надаль, когда говорит о том, что российские игроки ни в чем не виноваты?
– Конечно, игроки с большим именем – они все влияют. Когда они говорят, что это нечестно, то, к сожалению, люди будут думать, что это нечестно. К сожалению, их никто не спрашивает честно ли то, что происходит в Украине, их спрашивают об отстранении россиян.
Я понимаю, что прямой ответственности игроки из России не несут. И действительно, я очень хочу верить в то, что они не поддерживают войну. Однако, пока они публично об этом не заявили, никто об этом не знает.
Они могут приватно говорить, что против этого, а потом дома: «Да нет, все правильно, убивайте хохлов!» Мы ведь не знаем этого. Потому что нет никакой публичной информации на этот счет.
Поэтому у меня были вопросы к Надалю. Я надеюсь, что попаду на Roland Garros и спрошу непосредственно у игроков в глаза, у Джокивича, у Надаля: «Как вы считаете, не иметь позиции по поводу того, что происходит в Украине, это нормально, это честно?»
Вы говорили, что вам писали россияне, признавались, что осуждают войну. Вы не говорили им выходить в публичную плоскость? И если говорили, то какова была их реакция?
– Я общался с одним игроком. Мне жаль, что он попал под эти санкции, и не сможет играть Wimbledon. Это Андрей Рублев. Он в первые дни после того, как россия вторглась в Украину, и после матча писал, что нет войне, и на пресс-конференции говорил, что есть гораздо более важные вещи, чем его матч. Он действительно за все это переживал.
Мы с ним общались около недели назад. Он говорил, что хочет через свою платформу нести месседж о мире, что не должно быть войны. Говорю: «Андрей, это не месседж. Если кто-то из украинцев будет с тобой сейчас играть пару, это смерть для этого украинца в медийном и нормальном пространстве. Никто этого себе не может представить. Ты за четыре дня до начала военной операции выиграл пару с украинцем в Марселе, с Молчановым. То, что вы играли вместе, ничего не дало. Ваше объединение ничего не дало, чтобы остановить это вторжение. Сейчас это недопустимо.
А то, что у вас нет четкой позиции относительно того, что происходит, это плохо. Это ваша совесть. Вам с этой совестью жить. Никому другому. Если вы выбираете этот путь молчания, это ваш путь. Я вас осуждать не буду, это ваши проблемы, вам жить с этой совестью».
И все они боятся. Они просто не хотят. С одной стороны боятся, а с другой просто не хотят терять людей, которые за них болеют в России. Вот и все.
Поскольку как только они признают, что это вторжение, что война, развязанная россией, она бессмысленна, что они убивают десятки тысяч гражданского населения, то в медийном пространстве россии они будут изнасилованы, я бы так сказал. Там их обольют грязью, обпишут, что они никогда не жили в россии… и они потеряют всю свою фанатскую основу в россии.
Хотя, я действительно не очень понимаю зачем она им. Потому что в ближайшие 20 лет россия никуда уезжать не сможет и финансово кого-то поддерживать, думаю, тоже не очень смогут.
По поводу войны. У вас есть понимание, что должно произойти, чтобы россия подняла руки и сказала: «Все, мы дураки, что сюда вообще пришли, мы проиграли»?
– Думаю, такого никогда не произойдет. Такого момента, когда они поднимут руки и скажут, что все, не произойдет никогда. Они уже сейчас в принципе проиграли по всем направлениям: медийно, в мире, финансово. Они уже проиграли все, что могли. Единственное, они еще не проиграли официально.
И официальная часть будет самой сложной. Они не могут себе этого позволить. Потому что если Россия проигрывает военную операцию в Украине, войну, потому что это не операция, то Россия, в принципе, с очень большой долей вероятности, перестанет существовать, отдельные регионы примут власть в свои руки, используют этот шанс, чтобы разделить Россию.
Мы все это должны понимать. Война в Украине для России равна существованию. Если она проиграет эту войну, она прекратит свое существование. Это следует понимать. Поэтому на нас будут бросать все, что у них есть. Вопрос в том, кто захочет возвращаться в гробу из Украины.
Украинцы, да, гибнут. Но мы хоть понимаем, за что мы погибаем, понимаем, за что мы рискуем. А за что они рискуют? За захватническую войну, за земли, на которых они не родились, на которых они не имеют права быть? За убийства, которые они совершили?
Здесь есть сильная эмоциональная сторона. Непосредственно в России планы постоянно меняются, потому что они понимают, что эти планы не могут воплотить в жизнь.
Да, у них есть ядерное оружие. Это очень большой туз в рукаве. Которого у нас нет, который мы сами отдали. Здесь уже мы можем риторически спрашивать наших бывших президентов, зачем мы это сделали. Кравчука уже нет, но Кучма есть. И что он делал два срока? Военные базы в Симферополе продолжал?
Политически, на самом деле, мы выгребаем за все то, что было совершено до этого. И разбираться у нас некогда. Мы просто должны начать отсчет от 24 февраля и двигаться только вперед. У нас будет уникальный шанс. Чтобы наша страна отстроилась в новом свете, новой системе. Чтобы мы ушли от советских стандартов, от советской системы управления, чтобы это все было умножено на ноль, как говорил один из одиозных мэров. И чтобы на замену пришла новая система европейского управления государством. Я очень надеюсь, что именно это ждет нас в будущем.
Как вы относитесь к такой мысли, что Украина сейчас обретает свою настоящую независимость?
– Мы свою независимость завоевали в 2014 году. Достаточно крови пролили уже тогда. Поэтому я не считаю, что мы сейчас боремся за независимость. Я считаю, что тогда мы ее получили, мы за нее заплатили, а сейчас ее отстаиваем. И, к сожалению, очень большой ценой.
Понимаете, к нам приезжают воевать эти буряты, не знающие, что такое интернет, имеющие один телефон на всю деревню. А у нас гибнут люди, работавшие в IT-компаниях, ездившие за границу, образованные, имеющие законченные школы, университеты. Мы теряем цвет нации, а они просто убивают кацапов, крыс.
Сможет ли Украина спокойно жить, если у нас под боком будет россия?
– Украина будет жить следующие 40 лет как Израиль с Палестиной. Мы должны быть готовы к этому. И, конечно, я уверен, что главнокомандующий и президент понимают, что на всех приграничных территориях люди будут спать с оружием дома. Потому что в любой день орки могут снова прийти.
Напоследок крутой поворот к спорту. Как вы думаете, должны ли наши атлеты сейчас тренироваться на сборах, выступать или неуместно в период войны?
– К сожалению, развитие спортивной инфраструктуры в Украине невозможно. Поскольку в любой момент может прилететь и это будет просто выбрасывание денег не ветер. Второй момент – это то, что все украинские спортсмены должны соревноваться за границей. Потому что мы уже потеряли много инфраструктуры, мы потеряем поколение спортсменов, которые три месяца не могут нормально тренироваться.
Если мы сейчас не дадим нашим спортсменам развиваться, то эта потеря через три-четыре года будет очень сильной. И у нас не будет спорта в стране.
Я вам скажу честно: в Украине есть невероятное количество людей, которые мотивированы и готовы защищать страну с оружием в руках. Я не вижу смысла принудительно приводить кого-то в армию, если они этого не стремятся. Эти спортсмены могут сделать гораздо больше позитива на международной арене, на медийной арене мира, чем с оружием в руках где-нибудь в окопе под Харьковом. Это факт.
Конечно, если они к этому стремятся и если они к этому хотят – это другой разговор. Но если у Украины есть возможность спортсменов отправлять, поддерживать, давать им развиваться, то это нужно делать.
Потому что все равно война окончится нашей победой. Мы просто не знаем когда. Без спорта здоровой нации не будет. Не бывает такого, что люди сидят за компьютером, и они все здоровые. Спорт является двигателем здоровой нации.
Я считаю, для нас невероятно важно, чтобы и Магучих, и Харлан, и Горуна, чтобы все они выступали, чтобы они выигрывали, чтобы украинский флаг поднимался, чтобы нам было на что отвлечься с психологической точки зрения. Чтобы мы все хотели посмотреть их выступления и забыть о войне хотя бы на какой-нибудь короткий промежуток времени.
Есть история, позволившая украинцам отвлечься и порадоваться – это победа на Евровидении. Как вы ее восприняли и каким считаете ее влияние?
– Честно скажу, что не следил. Телевидение я не смотрю уже три месяца. Просто не хватает времени. В этой ситуации это очень сложно.
Но я посмотрел в записи выступление. Невероятно мощное. На следующий день они выпустили видео. Оно тяжелое для меня, как для человека, который там был, который видел родителей, ищущих своих детей… я это прожил и мне сложно смотреть на реалистичность этого видео.
Для Украины, я думаю, это невероятная победа. Это статусовый подъем Украины в мире. И я считаю, что Kalush Orchestra сделали невероятное заявление со сцены. Ведь это то, что сейчас самое важное – Мариуполь, защитники «Азовстали», которые более 80 дней в окружении, без воды, без продовольствия борются. Конечно, мы себе никогда не представим, что чего они проходят. Но я уверен в том, что мы должны сделать все, чтобы их оттуда вытащить (интервью записывалось в день начала эвакуации украинских военных с территории завода «Азовсталь» – XSPORT).
И хотелось бы попросить вас обратиться к украинцам, если у вас к ним есть какой-нибудь месседж.
– Хочу украинцев только поблагодарить за то, что они есть, как они ведут себя последние три месяца, за героичность нашей армии. Всех.
Мы показали, насколько мы объединены, насколько мы любим нашу Украину. Я всегда гордился тем, что я украинец, а сейчас горжусь еще больше. И я очень надеюсь, что мои дети тоже будут гордиться тем, что они украинцы. Слава Украине.
Также советуем прочесть интервью с Даниилом Болдыревым, украинским чемпионом и пятикратным рекордсменом мира, который покаялся из-за поездок на соревнования в Москву.
Видео интервью с Сергеем Стаховским:
Комментарии 1